Как вести себя в сновидениях

Есть, говорят, на свете такое племя сеноев в малодоступных местах Индонезии. Всякое утро мальчики и девочки рассказывают родителям и родственникам свои сны. И те дают им советы, как в сле­дующую ночь вести себя, что делать в разных случаях и прочее. Заин­тересовались этим племенем, в свое время, случайно. Теперь сенои — знаменитое племя среди тех, кто занимается снами. Потому что это счастливые люди. Как выяснилось, у них не существует депрессий, психозов. Их отношения между собой удивительно естественны, одним словом, — райское племя. Какие советы они деткам дают? К примеру, если ты встретил чудовище — победи его, ни в коем случае не отступай. Падаешь в пропасть — попробуй долететь до конца, постепенно притормаживая. Если ты соблазнен женщиной, даже ближайшей родственницей или матерью во сне — постарайся не смущаться и отдайся соблазну. Если тебя обуревает ужас — позови на помощь своих детей или маленького папу, или своих друзей, если они у тебя во сне появились.

За много лет общения с детьми и детскими сновидениями я про­верил эти советы и рекомендации. Они — действенны. Скажем, встре­тишь кого-нибудь во сне, попроси подарок. Получив во сне — обога­тишься наяву. Победить во сне можно и другим способом, нежели прямая борьба. Гораздо легче победить — обняв, отдавшись. Сразу пропадает, не выдерживая нашего добросердечия, чудовище из кош­мара. Можно и нужно у любой самой страшной фигуры спросить Имя. Дело в том, что в сонном царстве нет вещественной реальности яви. Здесь слово, знак обладают той же плотностью, как предмет и мы сами или другие фигуры. Имя и плоть во сне — соизмеримы и взаимо­заменяемы. Узнав имя, вы сможете в последующих снах заставить служить вам появившуюся фигуру, вызывать ее по произволу и тре­бовать помощи даже в дневной яви и обычных делах. Если, конечно, сумеете во сне припомнить Себя, что, мол, спите вы и то-то и то-то надо сделать. Это равенство Имени и Плоти — основа всякой магии, в которой Заклинание рождает вещественный Образ, а злые духи запе­чатываются знаком. наш Не во всяком сне мы в одиночестве. Как днем, так и во сне можно столкнуться с чужим бредом или фигурой. Проверить легко, надо попробовать пройти сквозь фигуру. Если, к примеру, появивший­ся во сне человек — твое творение иль только к тебе специально засланная величина — легко пройдешь сквозь. А если ты оказался в чужом сне или в твоем кто-то очутился случайно — столкнетесь и друг сквозь друга пройти не можете. Так и наяву, каждый из нас тело свое и вещь облекает плотностью бытия, хотя сталкиваются только наши сознания.

В этом тайна соединения сознания и плоти.
Во сне иная перспектива и свет другой. Часто то, что вдали, острей смотрится, чем вблизи: рядом вообще трудно разглядеть. Как только попробуешь во сне на мелочи собрать внимание, скажем, рассмотреть повнимательней ладони или поверхность предмета, так вмиг видение начинает рушиться. Если не порушится сон — увидишь, что ладони или предмета не существует: так, игра лишь бликов, дрожание света и теней. Во сне нельзя моргать, если хочешь сохранить то, что прихотливо виснет перед глазами. Сморгнешь (если сможешь), и вмиг сон переменится, а то и вовсе проснешься.

С другой стороны, если страх охватил во сне или хочешь про­верить — во сне ты или наяву — поморгай. Если картина изменилась — ты находишься во сне.
Самое высокое достижение в этом мире грез — это вспомнить Себя, когда ты спишь. Тогда в одно мгновение припомнишь, где лежит твое тело, вспомнишь имя свое и восстановишь целиком дневное сознание. Если при этом спящий не просыпается, он достигает нового качества — осмысленного блуждания во сне. Он может заняться сознательным изучением удивительных просторов царства Гипноса. Тут, конечно, и сны начинают сниться другие. Приведу в качестве примера сны мальчика 9-ти — и девочки 12-ти лет, которые научились вспоминать себя во сне и даже пробовали следовать указаниям, даденным им днем их отцом в отношении того, что делать, когда себя во сне вспомнишь, и как вести себя в разных случаях. Мальчика зовут Петя, а девочку Катя.

Пете снилось, будто идет он по улице и видит Чудище. Тут он вспомнил Себя, вспомнил, что спит и как надо поступать, если встретишь кого и сказал Чудищу: "Дай мне сказку!"
И Чудище ответило: "Хорошо", — и стало Чудище рассказывать сказку под названием "Дракон".
Давно-давно жили драконы под водой в Китае. И каждую неде­лю давали им еду. Однажды летом день был нестерпимо жаркий, и все пошли к драконам, стали бросать им еду и просить о дожде. Но драко­нам хотелось детского мяса, и они не напускали дождя, упрямились...
В это время Король позвал Колдуна, который был самый умный на свете, и попросил у Колдуна мальчика. И Колдун дал Королю маль­чика. Мальчик этот был метр ростом и очень сильный. Но не успел Король получить мальчика, как ему сказали, чего хотят Драконы. Ко­роль очень огорчился, а мальчик в это время играл на море, и дракон его увидел, и послал своего сына за мальчиком. Но мальчик убежал. Тогда четыре дракона прилетели прямо во дворец к Королю и сказали: "Мы хотим твоего сына! Пусть твой сын выйдет и убьет сам себя, тогда мы польем землю дождем".
Мальчик вышел, убил сам себя и исчез. Драконы же от злости послали грозу. Такую грозу, что началось наводнение и люди стали гибнуть, потому что Драконы вышли из моря с черепахами, чтобы есть детей...
Мальчик же оказался у Колдуна, и Колдун дал ему огненные колеса и саблю. В колесах было четыре спицы крестом, а вокруг огонь вращался. Мальчик ногами ступил на колеса и помчался воевать с Драконами. Когда он добрался до них, сын Дракона застучал в барабан, так что мальчик не мог стерпеть, оглушило его этим стуком. Тогда он катнул, толкнул колесо и убил Дракона-Сына. Папа-Дракон улетел и сказал, когда ты выплывешь, тебе будет очень плохо! И тут Петя проснулся.

Этот сон замечательный пример подарка, полученного в снови­дении, заметьте, от Чудища! Одновременно сон-сказка наполнен архетипическими, мифологическими образами, в коих заключена суть учения Карла Густава Юнга.

В другой раз проснулся Петя во сне и пошел в комнату к папе, как тот ему и говорил наяву. Мол, если вспомнишь Себя во сне, то приди ко мне в комнату. Коридор, который наяву коротенький, два шага, вдруг стал очень длинным. Но Петя сделал Один большой шаг и очутился Сквозь дверь! прямо в комнате. Папа спал. Петя отчетливо ясно видел лицо, очень чистое, бритое, белое, и волосы, темные, почти черные в сумерках (освещение в комнате было сумеречным). Одеяла не видел. Вместо него все остальное тело было окутано плотным серебристо-белым слоем тумана, сантиметров пять толщиной. Сбоку сидел Черный Человек, слева, меж стеной и кроватью. Очень острым ножом Черный Человек отрезал Папе медаль, которая была надета в том месте, где шея. Медаль не поддавалась: нитка, на которой висела медаль, стала железной. Туман не давал — только чуть расходился, как Черный Человек начинал резать, но тут же опять смыкался (никак не мог пробиться Черный Человек до медали через этот запретив слой серебристого тумана). Наконец, Черный Человек все-таки од нитку разрезал и тут увидел Петю. Увидел и тут же улетел под кровать, и под окно. Только шапка его осталась. Потом и шапка злодея исчезла. Петя сложил плоские концы разрезанной нити вместе, и они вмиг срослись, будто на замок защелкнулись. Медаль была большая, толстая, с надписью по кругу на неизвестном языке. Внутри круговой надписи выбит был символ, очень сложный, немного напоминающий жука скарабея с шестью лапами, три спереди и три сзади...

Катин сон: идет она по квартире и заглядывает в зеркало. И видит, что оно очень грязное. Вспоминает, что спит и смотрит на руки; они выглядят, как это грязное зеркало. Приглядывается — и руки становятся чище. Еще сильней сосредоточивается, еще присталь­ней глядит — и руки уже совсем прозрачные становятся, и тут ее будят...

А вот еще ее сон: идет Катя по улице (во сне) и встречает очень красивую девушку, идущую навстречу ей вместе с Петей. Дома вдоль улицы в 13—15 этажей. Тут Катя вспоминает Себя, что спит она, и что надо просить подарок, если встретишь кого-нибудь. И просит у Пети подарок! А эта девушка поглядела на нее удивленно и спраши­вает: "Ты имеешь в виду у меня попросить подарок?" И как только она это сказала, небо открылось и оттуда посыпались подарки. Один упал к Катиным ногам. Это была картонная коробка, обвязанная крас­ной лентой. Катя открыла коробку и внутри обнаружила книжку, как в американском фильме-сказке "Сказка, которая никогда не кон­чается". Только на книге не было названия и имени автора, а лишь посередине был номер 14, сделанный из змей. Девушка была в красном, с черными волосами и совершенно синими глазами...

Петя видел со стороны, как он падает, и вспомнил, что спит. И решил узнать, что будет дальше, если до конца упасть. Падал, падал (медленно), а вокруг темно (неизвестно, труба это была или еще чего в темном небе, и звезд не было). И наконец увидел большие часы, которые тикали. Стрелки медленно вращались. 3.59... стало 4 часа, и часы зазвенели. И Петя увидел, что из часов посыпались письма и бумажка, как от календаря с числом 10. Тут Петя совсем очнулся (но не проснулся) и увидел внизу свою кровать, и вспомнил, что сегодня — 10-е число. Полетел быстрее, пробовал удержаться, но неудержимо потянуло в кровать (пустую, себя там не видел). Упал с закрытыми глазами (все это видел со стороны), но тут тот, который падал, и тот, что видел, — соединились (с Собой соединился), открыл глаза и увидел маму...

Петя во сне вспоминает, что спит, и отправляется в комнату к папе. И хочет, как ему говорил папа, разбудить того. Но тут, как Петя приблизился, папа шевельнулся, и Петя очень сильно испугался, и от испуга проснулся...

Заснул и опять вспомнил Себя и вновь отправился в комнату к папе. Когда вошел, то увидел, что кто-то там стоял с папиным духом в руках. Лица стоящего рассмотреть не мог, одета же фигура была во все темное... Петя крикнул: "Оставь его!" А Темный Человек в ответ: "Почему? Почему я должен оставить?"
"Потому, что это — мой папа!" — крикнул Петя.
"Но зато он мой сын", — ответил Темный Человек.

Петя прыгнул на ту руку, что держала дух за пижаму и освобо­дил папин дух. Дух, как в пылесос втянулся обратно в тело; а Темный Человек пропал...
Петя лез во сне на дерево и вдруг вспомнил Себя. На миг забыл про дерево, и оно перестало Существовать. И тут он вспомнил, что папа ему говорил днем, мол, попробуй закрыть глаза во сне. И Петя закрыл глаза, но не проснулся, а увидел (сквозь закрытые глаза) две свои руки, только они были все в морщинках и темные, еле видные, но вокруг них был желтый свет. Когда же он глаза открыл во сне, то оказался наяву, проснулся...
И, наконец, в заключение, еще один детский чудесный сон. Катя спит и снится ей, будто она идет по Красной улице. Потом переходит на другую красную улицу, и там встречает дядю. Вспоминает, что спит и спрашивает у дяди имя, мол, как твое имя? А тот отвечает: "Мое имя — второе слово в игре, которой у тебя никогда не было, но есть теперь. В ту игру играют с тобой и без тебя..." И тут Катя проснулась.

ВСТРЕЧИ С ДЬЯВОЛОМ

Приведу два подлинных сна о встречах с Дьяволом. Сон первый, в котором человек (в полном сознании) общался с Дьяволом, использован мною в романе "Творческие работники". Сон — подлинный. Привожу здесь его вторую половину, когда спящий отправляется (во сне) на встречу с Князем Мира; второй сон — мой собственный.

СОН ПЕРВЫЙ

Назавтра он не раздумывал. Тут же стал собираться. Еще через час был на вокзале и покатил в город Н. Этот город располагался недалеко. Несколько часов езды. Паровоз добродушно попыхивал дымком, и, весело постукивая, катились вагончики.

Но когда он приехал в Н, были сумерки. Стал искать Зеленую улицу и на удивление быстро ее нашел. Совсем неподалеку от вокзала. Уже горели фонари, когда ступил он на нее. И впрямь очень зеленой была эта узкая улица, обсаженная с двух сторон старыми липами. Их кроны почти смыкались над головой. Свет фонарей, пробиваясь сквозь листья и ветви, покрывал асфальт причудливым, сложным узором из теней и светлых пятен — зайчиков... За рядами деревьев, отделяя узенькую дорожку от домов, тянулись бесконечные заборы, тоже зеленого цвета.

Медленно он шел по улице. В одном месте деревья расходились, и неожиданно он увидел двух дворничих. Одна — на одной стороне улицы, другая — напротив. На фоне заборов резко белели их фартуки. У каждой — по метле. Молодые, румяные... Кто из них? Посмотрел на одну. На другую. Глаза блестят, метла, как винтовка у часового, белый фартук плотно обтягивает бабий живот. Кто?.. Оборотень... Остановился... Одна — вторая? У второй, вроде мелькнуло в зрачке и пронеслось... или показал ось ему... Вдруг сердце стукнуло — эта!
— Эта! — громко сказал он и понял — угадал...
Разом крутнулась молодая баба и пошла, будто танцуя. Он за ней. Не догнать. Пляшут, пляшут зайчики света. Белое пятно перед­ника скачет, танцует. Ветер шумит. Рябит в глазах мостовая. И вот нет уже ее фигуры впереди. Только пятно света пляшет. Он бежит за ним, скачет. И нет его самого давно, давно и он световой зайчик на ас­фальте... Резко свернула.
Темный проход, проулок узенький. Ни одной лампочки. Скорей, скорей...
Не увидел, почувствовал, как подвинулась темная стена к нему. Приземистая фигура, за ней еще. Едва удалось ему перехватить руку с ножом... Рванул ее, вывернул и с хрустом, от которого заныли зубы, вошел нож в чужую спину. Тело сразу обмякло. Остальные с шорохом ушли, снова вжались в стену, и он почувствовал — путь свободен. Рванули и понесли ноги, но не от страха. Страха вообще не было. Он сразу как-то позабыл о страшном происшествии. Не упустить провожатую — вот главное!
Выскочил в конец переулка. Куда? Вроде мелькнул кто-то и скрылся за углом. Туда! Поворот. Другой, третий... Улица... Перед ним дверь старой церкви. Опять кто-то шепнул внутри: "Сюда". И не раздумывая, он вошел и рванулся по невидной под ногами лест­нице. Вверх, вверх, на колокольню! Лестница давно истлела, и только чудом угадывал он, поднимаясь скачками, пустоту под ногами. Как он не провалился — неизвестно. Но обошлось. Вот и добрался до самого верха, туда, где должен висеть колокол...
Лунный свет еле видной кисеей затягивал здесь все внутри. Далекая всходила луна. Сквозь окна-бойницы тянуло ночной прохла­дой. Чуть долетал шум деревьев.
Резко темнело в углу. А повыше как будто облачко серебрилось.
— То самое, — он, безошибочно угадав, повернулся к огромной, размазанной в черной тени фигуре. И не ошибся.
— Ты пришел,— сказал тихий, очень внушительный и яс­ный голос.
И ему показалось, что резче стал лунный свет, как полоснуло...
Но, как и раньше, тщетно старался он разглядеть лицо в том месте, где парило облачко. Как будто и выглядывали черты, а стоило приглядеться, исчезали. Одно он понял очень отчетливо и точно: все, что происходило с ним и происходит сейчас — не игра воображения. И хоть во сне дело, а чувства самые настоящие, почище, чем наяву.
Через одно из окошек-бойниц опять потянуло ночным холодом. Зазнобило неожиданно. Как будто лед приложили к сердцу.
— Не бойся,— голос звучал по-прежнему тихо.— Я объясню тебе, зачем ты здесь и почему. Узнал меня?!
Узнал, узнал он, и сердце, этот жалкий кусок сырого мяса, задрожало. "Дьявол!" — беззвучно прошептал он, не в силах поверить, и понял, что прав. От этой правоты ноги стали деревянными. Ни сдви­нуться, ни шагнуть... Ужас заледенил теперь все тело. И этот-то ужас окончательно подсказал ему, кто перед ним... Какое там "перед ним"! Это он, его жалкая фигура и все его существование были выставлены перед... даже назвать не смог — такой почувствовал он дикий страх, какого никогда и вообразить не мог. Сердце, захлебываясь и булькая, подступило к самому горлу. Он беззвучно разевал рот, пытаясь закри­чать, а не издавал ни звука.
Луна встала прямо в окне, жарко и страшно плеснула всем своим светом...
"...Вот какой он, ужас, перед всем этим,— мелькнула наконец в отдалении мысль. — Пока не знаешь — думаешь, что все эти черти, дьяволы! А встретишь..."
Мысль приблизилась, заполнила перекошенный страхом мозг и вытеснила ужас. Он вдруг успокоился.
Перед ним был сам Дьявол, он говорил с Дьяволом. Он понял, поверил, принял и успокоился. Только задеревенел весь.
От тихого голоса немела душа. Но страх исчез.
— Видишь, люди пугаются меня, бегут меня, потому что я темная сила (иронически), которая искушает, чтобы погубить. Бес рад несчас­тью — такое на мне клеймо! — а я скорблю! Я к человеку льну, смиренно сношу хулу и поношения. Я искушаю, чтоб в стойкости укрепить и вере пустынника грязного. Я и Он созидаем человека, но способ разнится. К Нему надо идти, Я появляюсь сам. Он требует отречения, Я — напротив, искушаю, маню прелестью этой жизни. Затем, чтоб искусив, мог выбрать я того, над кем не властно искушение. Выбрать того, кто, сладости не отринув, последует искушению, узнает все, попробует и выйдет с незапятнанной душой... Не всех я искушаю, лишь некоторых... Лучших, самых сильных, кто может убить, украсть, по-настоящему любить и ненавидеть — все сможет, все испытает и сохранит себя и душу.
"К чему он все это говорит?" — вяло шевелилась мысль.
Спящий смотрел не отрываясь в черноту, окутавшую, как ман­тия угол. Призрачное, белое облачко парило там, где быть должно лицо. А не мог рассмотреть подробности.
— Как мало тех, кто проходит испытание! Очень мало. Осталь­ные, поскользнувшись, скользят и катятся вниз и не могут остано­виться. Но проклинают меня. Не слабость свою, а Беса казнят. Попутал, мол, нечистый. Не ведая замысел, порочат меня и средство. И каются, называя неудачу в испытании — пороком.
"К чему он все это говорит? — не отставая крутилась мысль. — Если ему кто-то нужен, то разве мало вокруг. Но по его словам выходит, что люди порочные не нужны ему. Они — издержки его отбора. А отношение остальных к пороку — отношение к невыдержавшим экзамен. Но зачем? Зачем этот экзамен дьявола?"
Луна шевельнулась и сдвинулась. Косо протянула сквозь пыль холодный луч. Подуло холодом и сыростью по ногам. Он переступил ногами, поежился...
— ...Зачем? — ты спрашиваешь. Затем, чтобы тому, кто сквозь осуществление всех соблазнов прошел и чист остался, вручить единственное, главное, чем живы души людей — истину. Чтоб нес ее в мирском, в жизни, изнутри мира светил вокруг себя, и люди не забывали о ней, о высшей истине...
"Врет! Врет!! — резануло в голове.— Дьявол! О, как хитер и как мудр. Так оправдаться — блестяще. Так объяснить всю кровь, насилие, всю гадость пороков. Все мерзкое, что было. Пороки — неизбежны! Ради самой главной цели! Истины!!.." — ему стало жарко. Из-за ушей потекли капельки пота за воротник. Луна совсем ушла вправо и теперь чуть-чуть высвечивала угол л очень ярко сторону каменного оконца.
— Ты глуп,— властно и спокойно произнёс голос. И эти два слова упали тяжелыми камнями в сырую глину его мыслей и разом их смяли... — Зачем мне перед людьми оправдываться? додумай!
— Как зачем? — вскрикнула его душа. — Чтобы соблазнить.
— Дурак! — тихо сказало в углу и смолкло.
Он ждал. И в тот момент, когда уже отчаялся, вновь услыхал слова...
— Истина — сила того, кто ею владеет. Он разом становится сродни и Мне, и Ему... Нельзя дать силу в руки живущему в миру, если не будет самой жестокой и твердой подписи, что ею он не воспользуется. Никогда! Ни при каких условиях!.. Те, что прошли мое испытание, душой своей и сердцем подписывают такой договор. Усло­вие неиспользования силы единой истины, высшего знания... и полу­чают его. Им открывается...
Голос стал громче, и стоявшему под мутным лучом человеку показалось, что шевельнулась громадина угла и зашумело вокруг колокольни. Луна теперь, как красна девица, подбоченясь и сияя, стояла в другом окне...
"Фауст, — устало думал стоявший. — Дьявол ищет, испытывает и находит Фаустов, чтобы те несли дальше среди людей его дьяволь­скую истину... И Фауст — это не продавший душу... Наоборот — сохранивший ее... Но как же так?.."
Мысли закружились в хороводе слов, быстрей, быстрей, быстрей! Кружись, каруселька! И резко остановились. Тихо. Свет бил теперь прямо в тот угол, где был Тот. Но, странно, черной громады как будто он не касался, обтекал, рассеивался, не доходя до стен. Только облачко серебрилось, сильней и отчетливей звучали свинцовые, тяже­лые слова:
— Нет дьявольской истины или божественной. Истина — одна. Только Ему досталась работа почище, а мне самая черная и грязная. Его все восхваляют, ему строят храмы, жгут фимиам. А меня проклинают. Он любит всех, потому что истинно бесстрастен, и к нему идут. Я сострадаю всем, но вынужден исполнять предписанное мне, и меня ненавидят...
"Кем предписанное? — человек мучительно напрягся.— Ему! Кем? О каком он говорит сострадании?"
— Он и Я — две стороны одной медали. Суть неразменная и нераздельная. Лишь человек нас делит и, поместив Его на небо, Меня в глубинах мглы, Нас тщетно там ищет. Нас нет там. Мы едины, хотя и не одно.
Человек застыл. Свет все сильнее лился, пытаясь рассеять чер­ноту угла, и, как вода, бессильно разбивался, чуть серебрясь о темную скалу. Пронзительные, тонкие брызги кружились пыльным хороводом...
— К Нему идут, — продолжил снова голос свое. — Я должен сам искать. Кто Им проникся, уходит из Мира. Кого я нахожу, остаются жить в мире. Но истина и сила у тех и других — одна. И я, и Он берем из одного источника...
"Такого не может быть, — уже совсем спокойно думал человек. — Не может! Лжет враг людей! Лжет!"
Вдали глухо пробило два раза.
"Два часа, — машинально подумал он. — Скоро начнет светать".
И неожиданно, как бритвой, рассекло ему мозг:
"А он! Он здесь зачем?"
Мерно упали слова.
— Раз в пять веков я выбираю. И наступило время. Мне нужен человек. Пятьсот лет длится от одного. Пятьсот лет надо искать замену. Но и ему не легче. Отрекаются многие, а к нему доходят...
"Зачем я здесь?" — безумная мысль превратилась в ледяную глыбу, заполнила мозг, начала плавиться, и страшно заныли зубы... "Зачем я здесь?! Спросить??" Лед плавился в горячем мозгу. "Неужели? Он хочет выбрать меня?" Набрал побольше воздуха, и вдруг сон стал меркнуть.
— Меня?! Выбрал?! — судорожно с безумной надеждой выкрикнул спящий вопрос бесу, цепляясь за обломки ускользающего видения. И так страшно желалось ему, чтобы выбрал его демон, что от напряжения про все сразу забыл и проснулся.

СОН ВТОРОЙ

Этот сон — мой собственный: тоже встреча с Дьяволом.
Долго бродил среди людей комнат каких-то, дел пока не очнул­ся вдруг и увидел себя на берегу. Лагуна, сопки полукружьем. При­чал и поселок. Воздух тяжелый, сочный, так и наливается в ноздри. Не дышишь, а закусываешь. И сам истоньшаешься и прозрачнеещь от воздушной густоты.
Тут и вспомнил, чего я тут, в сущности, делаю. Я же слухи странные прибыл исследовать. Слухи про то, что будто бы в местной воде чудище живет невиданное, которое время от времени является и пожирает 'или уносит молодых и красивых женщин. Андромеды эти пропадают без следа, а люди мятутся и на ночь запираются на креп­кие замки. Да разве запор от чудища спасет.

Вода в лагуне, правда, мутная была зеленоватая, и мусора, сора всякого много плавало, так что Купаться в этой помойке не хотелось. Любое чудовище могло бы всплыть и навряд ли его заметили среди плавающих ящиков, каких-то странных предметов и просто шелухи и нефтяных пятен. "Акул тут много, должно быть, как в сиднейской бухте", — думал я.
— Много тут акул? — спросил в пивной. Поглядели на меня чудны'ми глазами.
— Акул тут не бывает, — сказал кто-то.
— Очень грязи много в бухте, отходов, мусора. Бармен поинтересовался, по какой, мол, вы тут нужде.
— Приехал, — говорю, — вашу бухту исследовать. Все засмеялись:
— Что тут исследовать, здесь ничего нет.
— А чудовище,— говорю,— которое мужиков убивает, а жен­щин уносит, есть?
Тут все разом и отвернулись. Я — к бармену, говорю, мол, к вам из-за слухов-то и приехал.
— МЫ слухи не распускали, — говорит бармен и глядит непри­язненно.
И такая враждебность в пивной образовалась, что я побыстрее оттуда ушел. А здесь и ночь наступила. Пошел бродить по уберегу. Темно: ни одного фонаря; еще подумал, почему на причале огней нет. И чувствую, слышу, как что-то всплыло, немыслимое, судя по звукам, и полезло на причал. Причал трухлявый. Темень. В этой трухлявости и темноте я это чудовище и увидел.
Невероятный краб, омар, моллюск — всё вместе. И неожиданно это бесформенное чудище вдруг совсем легко воспарило. Прямо над бухтой. Летело с ревом выше и выше, натягивая жгуты каких-то рас­тений из лагуны. Из этих вздымленных ввысь растений, грязи, подводных стеблей возникла и затвердела гора.
Свет полоснул серебряным мечом, и пропало чудище в небе. А на горе ярусами по винтовой тропе вокруг — люди стоят вплотную. Лица мерзкие, бессмысленные. Я им говорю, что они — свободны, а они в ответ — отвратительно лыбятся и в глаза не глядят. Тогда я перелетел эти ярусы и пошел дальше, пока не дошел до женщины в каком-то месте. Женщина красивая, а с ней еще много женщин. Место — никакое, ни мрак, ни свет... "Ты правильно делал, что шел сюда; сюда надо идти!" — говорит она мне. А чудище это — Краветц, оно не Князь, а помощник. Если б ты знал какое тут мучение жить! И так жалко! Князь еще ничего, я его на три года старше. Мы все тут мертвые, он нас держит, не дает уйти, когда-то оживил и держит. Князь сильный, очень сильный..."
Появляется Князь. Фигура, как в кинофильме о солдате-привидении... Зеленая потрепанная форма, стоит боком, красные стер­тые нашивки... Показывает знак. Мертвецам: "Скоро вы все умрете",- говорит. Радостно те в ответ: "Мы умрем, умрем!"
Я махнул серебряным мечом. Он отстранился.
— Тебе долго учиться, — сказал и усмехается.
Тут я сообразил. Отсек детородные органы себе и швырнул в него. Кровь так и прожгла дыры, пока он весь вместе с воздухом не сгорел...
Появился Краветц. "Краветц, я тебя убью!" — кричу. А он вниз стремительно пикирует. Я руки себе отсек, и руки стали огромными и задавили чудище!
В этом сне самое удивительное — это отсечение себе членов, причем я смеялся. И все это в полном сознании, дневном! По сути дела во сне я произвел и испытал то, что проделывают посвященные из ламаистской секты Бон, которые в состоянии транса устраивают из своего тела (астрального) пиршество для демонов, тем самым их побеждая... Вот, оказывается, как можно себя вести в полном сознании... Правда, хотя сознание у нас полное, дневное, и мы знаем, кто мы и где лежит тело, однако дело происходит во сне и это не мы — дневные. Это мы-дневные, но в особом состоянии, в котором чувства, страхи, тревоги и желания — иные, смещены в отношении дневных забот, хотя о последних спящий помнит, но как-то странно не тяготится, беспечен в отношении того, что наяву терзает; а занят и озабочен здесь в этом невесть где совсем иным! Как вести себя в сновидениях и множество снов-примеров, слоев наших сонных грез в Сонном Царстве подробно описано в прилагаемой Сновиденческой истории "Сны", которая по сути дела представляет собой личный опыт автора в Йоге Сна.

Вот какие удивительные сны бывают, стоит Себя припомнить. Ну, а если припомнить Себя, настоящего, наяву каким невероятным может стать сон нашей жизни. Там, где мы припоминаем Себя, наяву ли, во сне,— Сон и Явь сливаются в одно. Наконец, если научиться подолгу не утрачивать во сне сознания, тогда такой спящий может вновь своим сознанием вышагнуть в Явь и понять, увидеть, к примеру, как он сознанием соединен с лежащим своим телом, если вышагнет в том же месте. И многое другое может сделать такой человек. Эти возможности, впрочем, находятся за пределами нашего Сонника, и обсуждать их тут мы не станем. Хочу лишь заметить еще раз в конце, что, даже восстановив целиком дневное сознание, мы оказываемся отличными от привычных себя в дневной яви. И многое из того, чем живем мы днем, что тревожит или гнетет, во сне нас не волнует, хотя память про все это и присутствует. Кто из нас двоих настоящий — трудно сказать.

Китайскому мудрецу Джуан Цзы снилось, что был он красивой бабочкой, легко и непринужденно порхавшей над цветами. Проснулся Джуан Цзы и стал размышлять, кто он теперь? Джуан Цзы, которому снилось, что он — красивая бабочка? Или он — бабочка, которой сейчас снится, что она — Джуан Цзы?

Так и мы, пока живем, будем снова и снова пытать себя в отно­шении себя и спрашивать, кто мы такие? Толкование снов — это одна из попыток, один из путей ответить на этот вечный вопрос: кто мы такие на самом деле?

Ветер спросил у Лотоса:
"В чем твоя Суть Тайная?"
Лотос ответил: "Суть моя в том,
Что для Себя Сам Тайна ЯГ
Рабиндранат Тагор

Цветков Е.П. Счастливые сны. Толкование и заказ. — М.: Континент-Пресс, 1997. — 352 с.